Падение Герцога.

[f_l_o_e]

Мы не привыкли считаться с бесформенной, загадочной и косной массой, которую зовем «народом»,
придавая этому слову оттенок презрения. Это странно, потому что в душе мы отлично знаем:
прочна лишь та власть, которую поддерживает народ; стоит убрать эту опору —
ничто в мире не спасет трон от падения.

Марк Твен. Личные воспоминания о Жанне д'Арк сьера Луи де Конта,
её пажа и секретаря.

- Да... Ага... Хорошо... Садись на эсминец и плыви ко мне, в Сочни.

Царь Вован выключил телефон и обвел тяжелым, немигающим взглядом собравшихся перед ним холуев. Было невозможно прочитать эмоции на этом уставшем и опухшем от двухнедельной попойки лице, видно было только, что новости плохие, если не сказать катастрофические. Собравшиеся в огромном зале горного дворца, холуи притихли, перестав поздравлять друг друга с медалями завоёванными на Царских играх и прославлять величие Царя Щуколова. Каждый из них боялся первым обратиться к монарху и ждал, что это сделает кто-нибудь другой.

-Май кинг? Воц хэппенс? – Самым смелым, а возможно глупым, оказался Витёк Англичанин.
- Воц хэппенс мрази? Воц хэппенс!? – Царь Вован сидящий в походном троне, в окружении золотых кубков, привстал, крича во всю мощь своих царских лёгких. – Знаете кто мне звонил?
- И кто? – Робко поинтересовался Аркаша.
- Витяня, Герцог Салоедский. Хотя какой он в жопу теперь герцог. Всё, ребятки, кончилась Салоедия, холопы подняли бунт и обобрали нашего дорого друга до нитки, всё что у него осталось, один жалкий вагон драгоценностей и контейнер денег.

По горному царскому дворцу прошел шепоток, в полутьме было видно, что они шокированы, многие пытались представить, как низложенный герцог будет жить в подобной нищете, без яхт, самолетов и возможно даже всего с одним золотым унитазом, если он конечно успел его прихватить. За спинами холуев послышались сдавленные рыдания Наебулины.

- И это ещё не всё. Витяню хотели схватить и посадить в острог. А потом судить.
- Как же так!
- Невозможно!
- Холопы, судить герцога!?

Шепоток сменился криками ужаса и возмущения, а Оля Пиздец, просто упала в обморок на руки Плоскомордому оленеводу.

- А теперь я бы хотел поинтересоваться, почему вы скоты, мне не доложили о восстании салоедов!?
- Но мы думали они так… Покуражатся, разобьют десяток арбузов, да угомонятся. – Лавруха был удивлен не меньше остальных. – Холопы же, куда им?
- И молчали!? Падаль! – Теперь Царь окончательно вышел из себя и схватив кубок швырнул его в Лавруху. Холуи начали прятаться за столами, ломящимися от богатых угощений. – А я ведь мог спасти Салоедию! Остановить бунт! Я великий политический деятель! Кого я только не усмирял! И холопы трепетали бы в страхе, а теперь что?
- Что?
- А если теперь и наши холопы взбунтуются? Думаете долго проживете на один контейнер денег? Или нищенствовать будете? Возможно даже работать? – Задавая каждый вопрос, Царь швырял очередной кубок в холуев, они со звоном врезались в столы, глухо ударяли в горы фазанов и куропаток, а один с треском врезался в стену, проделав в ней дыру, что сильно удивило Щуколова. – Это ещё что такое!?

Вован вскочил с трона и бросился к дыре, схватив руками её края, он рванул, послышался треск раздираемой материи, и в зал хлынул сероватый зимний свет. В проёме открылась весьма неприглядная картина, несколько кривых домов обнесенных покосившимися заборами, покрытыми красной и синей, изрядно облупившейся краской. За домами виднелся склон, заваленный мусором, преимущественно строительным, с которым играли дети, кидаясь друг в друга осколками кирпича, или поджигая кучи отходов. А почти у проёма, открывшегося в матерчатой стене, на бревне сидели холопы и распивали водку с пивом. Увидев Царя в короне, они в ужасе распластались на земле, отчаянно прославляя величие и могущество Вована I Щуколова.

- Что это?
- Это твоё великое царство! – Подсказал медвежонок.
- А эти?
- Это твой народ... Холопы.

Царь молча подошел к столу? выбрав утку пожирнее и побольше, высунулся в дыру и бросил птицу распростертым ниц холопам. Утка плюхнулась в лужу около бревна.

- Жрите.

Царь вернулся на трон, некоторое время он молчал, задумчиво вытирая руки об царскую мантию. Затем тяжело вздохнул.

- Вот так. О народе надо заботиться, тогда он не будет бунтовать.