Ангел нашего времени

Карлсон рыдал размазывая пухлыми кулачками грязные слёзы по лицу. За его спиной переломанные лопасти бешено и безрезультатно молотили по воздуху, благодаря чему по комнате гулял лёгкий ветерок.
- Дурак ты Карлсон. – Малыш марафетился – Тебе сколько раз говорили, не летай, ходи пешком, на метро там катайся... Или этот, вррррруууммм, мопед купи.
Малыш шумно втянул носом вторую дорожку и оглушительно чихнул.
- Для кого, дурак ты эдакий, автобусы, трамваи и троллейбусы пустили по улицам нашего великолепного города? Для кого эти замечательные тротуары, чудесные бульвары, да еб твою мать, до хуя транспортных средств! Сел, доехал, куда тебе надо, вышел. Нет проблем, а тебя барана винтокрылого в небо потянуло.
Рассеяно свернув и развернув стодолларовую купюру, Малыш ненадолго отвлёкся от разговора и потерял нить рассуждений.
- Черт! – Малыш хихикнул – Чего я там пиздел? Ах, да! Не надо только вот мне этих рыданий. Не надо, у меня от тебя голова трескается, а ведь всё было так замечаааательно! Сижу я тут расслабляясь, горя бед не знаю, а тут ты припёрся со своими бредовыми проблемами. Эка невидаль – летать у него не получается! Посмотри за окно, придурок, там миллионы, да что там, миллиарды! И никто не умеет летать, и думаешь их это ебёт? Да ни хуя. Ни хуя их это не ебёт. Живут, жрут, трахаются, рожают, снова трахаются, сдыхают. И ты сдохнешь, и я копыта откину, и хули? И ничего особенного. Никто и не заметит, что ты не умеешь летать. Да и даже если ты научишься, всё равно хуй кто это заметит. Знаешь почему? Потому что когда они идут, они смотрят в асфальт, когда едут - смотрят в потолок. Эти люди всегда смотрят или в потолок или на асфальт. Они боятся не то что летать, им страшно в лужу наступить, или споткнуться. Они даже не видели неба, они возможно даже и не догадываются, что оно есть. А ты летать захотел... На вот лучше косячок пыхни, отпустит...

Дальше...

Карлсон заговорил.
Не поднимая головы, от подушки, он говорил торопливо и сбивчиво.
Горьким от слёз голосом.
«Знаешь малыш...
Есть люди, которые не перестают играть на проезжей части. На хайвэе. Дети с дорогой в душе.
Играют, когда их друзей сбивают, играют, когда сами попадают под колёса. Играют костылями, загипсованными руками, пытаются бежать со сломанной ногой. И не по тому, что не понимают, а скорее наоборот, знают, но хайвэй в их душе никогда не замолчит, по их дороге всегда будут летать авто, на бешеной скорости мигая габаритом.
Они растут и у них появляются новые дороги и новые игры, миллион дорог на каждой из которых есть свои игры, миллион машин проносящихся рядом.
Тем, кто стоит на обочине никогда не понять, тем, кто стоит на обочине по колено в траве, тем, кто не слышал свиста воздуха, воя клаксона, тем, кто видел кровь только издали. Они стоят и смотрят на дорогу, смотрят и называют их дураками, осуждая и притворно пугаясь. Стоящие на обочине просто завидуют. В глубине души они тоже хотят выбежать под колёса и танцевать в жестком свете фар. Танцевать на горячем ночном асфальте отдающем дневное тепло воздуху.
Но они не могут оторвать взгляда от земли.
Взгляда
Навсегда!
Приклеенного слева от
Ботинок
А ты Малыш самый жалкий из них.
Ты ушел
С дороги
Ты больше не смотришь на солнце до пятен
Во взгляде
Ты самый жалкий из них, потому что ты был там, а в твоей душе всё живёт дорога. Хоть и с каждым днём всё сильнее зарастает травой, хоть с каждым днём всё меньше машин сигналят тебе из глубины души.
Дорога зовёт тебя, и ты слышишь это. Хоть и притворяешься оглохшим.
Знаешь... Я полетел. Пока»