Вагон реальности.
Jan. 12th, 2014 09:54 amНе в состоянии ни жить, ни говорить с людьми.
Полная погруженность в себя, мысли только о себе. Мне нечего сказать, никому, никогда.
Франц Кафка.
Полная погруженность в себя, мысли только о себе. Мне нечего сказать, никому, никогда.
Франц Кафка.
Я наконец то нашел применение электричкам РЖД. Официально считается, что они предназначены для перевозки человеческих существ, из одного маленького городка в другой, из одного в другой, потом бац, и большой город. Это якобы смысл электричек, но поездив в них немало времени, ответственно заявляю, для перевозки людей они не приспособлены. Одно то, что зимой в них включают отопление в лучшем случае через раз, а свет так и вовсе только когда в вагоне будет совершенно темно, наталкивает на мысль, что назначение электричек в чем то другом. Но недавно, я всё же обнаружил, для чего электричка РЖД подходит идеально. Я бы даже сказал, что в этом и есть смысл электричек.
Они предназначены исключительно для того, что бы читать в них Кафку. И недавно дочитав Замок, я наконец то понял почему. Когда ты едешь в Фаустово, Яхрому или другой столь же бессмысленный маленький и грязный населенный пункт Московской области в дурно пахнущем, грязном, неудобном, холодном вагоне набитом озверевшими людьми, изо всех сил старающихся сохранить в себе хоть каплю цивилизованности и не вцепиться друг другу в глотки, то кокон абсурда укрывающий произведения Кафки с треском распадается, не выдержав давления окружающей реальности. Ведь абсурд не в книгах и не в фантазиях автора, а только в сознании читателя, когда мозг натыкается на что то чудовищное, необъяснимое, то что он отказывается принимать, тогда он просто называет это абсурдом и запечатывает туда вход своим когнитивным способностям. И вот тогда, на помощь приходит реальность электрички. В ней не может существовать абсурд, любая, даже самая безумная фантазия автора будет безоговорочно побеждена человеком с баулом через плечо, квакающим голосом, предлагающим приобрести телескопическую вилку, что бы воровать еду из тарелки соседа. Я даже в лица этих людей боюсь заглядывать, поскольку мне иногда кажется, что они вот вот отрастят огромные зубы и словно кинговские лангольеры начнут выгрызать куски реальность из пространства поезда.
Когда пелена абсурда спадает, Кафка раскрывается, и это уже не изысканная издевка над бюрократией почившей ныне Австро-Венгерской Империи, это крик боли и разочарования в человеке. Это в чистом виде страдание от того, как общество любым путем стремится избавится от инородного тела. Это боль общества помноженная на страдания выжимаемого из него человека, отчаянно пытающего вцепиться в окружающих людей, даже несмотря на отвращение к ним, и конвульсии толпы, лишенной пасмурного и сырого самодовольства, в котором она пребывала. Когда покров абсурда сорван, становится очевидным, что Кафка наполнен не беспокойством и тревогой, а бьющим фонтаном страданием, в мире, где абсурд только создавал некую его личную эстетику, являясь достаточно незначительным элементом антуража.
Замок книга и прекрасная и ужасная одновременно. Ужасная в том плане, что она больше похожа на обвинительный приговор человечеству, чем на художественное произведение. Прекрасная потому, что даёт надежду на понимание и на будущее. И её незаконченность хороша тем, что обрываясь на середине повествования, она оставляет открытой всю вселенную вариантов. Но читать Замок утомительно, поэтому сейчас я взялся за средней унылости голландский лытдыбр Германа Коха, пустой, бессмысленный и развлекающий милыми шутками и наблюдениями.