Стекольщик.

[f_l_o_e]

Жизнь никогда не бывает справедливой. Для большинства из нас так оно, пожалуй, и лучше.

Оскар Уайльд

Степан ждал ужин. Сегодня, как обычно в последний месяц, он ушел с работы пораньше. Бригадир секции остекления авиазавода провалился в один из самых чернейших запоев в своей жизни, и все его работники теперь появлялись на предприятии по желанию, в основном ради того, что бы вырваться из душных квартирок и потрепаться с мужиками. К полудню, после гудка на обед, на опостылевшие рожи коллег было смотреть уже невмоготу, и стекольщики уныло брели автобусной остановке. В редкие дни, когда с практически пустого цеха удавалось что-то вынести и сдать барыгам, бригада шла в «Шинок» пить кислое пиво и дешевую водку, но сегодня Степан был вынуждено трезв.

Увлеченно сопя, Степа под аккомпанемент в полголоса работающего телевизора, пытался починить Машкин фен, пока та строгала овощи для своего знаменитого вегетарианского борща. Это произведение кулинарного искусства Степан в тайне ненавидел, однако у жены всегда был железный аргумент, одним махом разрушавший все его претензии. Купи мяса. Иногда он всё же разживался говяжьей костью, на которой сиротливо висел скромный кусочек темно красной плоти, принадлежавший весьма пожилой корове, и после этого наслаждался человеческим супом. Но не часто. Не так часто, как хотелось бы.

- Пппадла! – В тихо выругался Степан, когда соскочившая отвёртка больно врезалась в кожу большого пальца. Он замер облизывая маленькую ранку, которая незамедлительно начала тупо саднить, когда шум телевизора проник в его сознание, оформившись словами речи диктора.

- ... таким образом, премия имени Пластова составит десять миллионов долларов, а её вручение пройдет в Лондоне, при содействии аукционного дома МакДугалл. Это событие даст старт мероприятиям, посвященным 120-летию со дня рождения известного живописца, уроженца Ульяновской области Аркадия Александровича Пластова.

Степан задумался. Он вспомнил своего приятеля, художника Филимонова, живущего на соседней улице, с которым Степан иногда распивал горькую. Пожилой живописец вызывал у него искреннее восхищение интеллигентностью и талантом, Филимонова можно было слушать часами, рассказы о картинах, художниках, или просто о жизни. Эти рассказы разительно отличались от той грубой речи и солёных шуток, к которым Степан привык на работе. При этом Артур Викторович обладал таким обаянием, что даже Машка не скандалила на тему пьянства, если Стёпа пил с ним, хотя остальных Степановых собутыльников не переносила на дух. Окультуривайся, слушай Артура Викторовича, человеком станешь, приговаривала жена. Так вот, таких денег Филимонов не видел никогда, Степан был уверен на все сто. Если тот, что и выручал за свои картины, то практически все деньги уходили на взятки в районную управу и содержание студии, где Артур Викторович учил живописи ребятню. Однако как подозревал Степан, даже взятками в скором времени художник не сможет отсрочить тот момент, когда студия перейдет в другие руки.  

- Пппадлы! – Выдавил Степан сквозь зубы чуть громче. Очень хотелось справедливости и водки. В любом порядке.

Однако телевизор не умолкал. В следующем сюжете рассказывали о миллионах нелегалов заполонивших столицу. В ящике мелькали мундиры ФМСников, ментов, азиаты дворники с печатью бесконечного смирения на лице. Судя по репортажу, складывалось ощущение, что все беды мира, и Степановы в первую очередь, заключены в этих понурых южных соседях, с безразличием ожидающих под стеклянным глазом камеры депортации, штрафа, или просто очередных поборов. Азиатов сменил холеный круглолицый москвич, с придыханием и истеричными нотками в голосе рассказывающий о своём видении проблемы трудовых мигрантов.

- А не нужны они здесь! Им здесь не место, у них есть своя страна, там своя работа, не надо везти нам всю эту азиатчину! Грязь от них сплошная, дикость, по улице страшно ходить! – Круглолицый перевел дух и продолжил. – И в конце концов, они отнимают у россиян их законные рабочие места, в регионах безработица, денег нет, наши россияне могли бы приезжать, работать, убирать столицу, зарабатывать себе на хлеб!

А ведь это он про меня говорит, подумал Степан, точно, хочет что бы я за его собакой говно убирал, благодетель. В этот момент ему хотелось изо всех сил врезать в эту обеспокоенную чистую морду, что бы увидеть, как хлынут кровавые сопли из разбитого носа, что бы круглолицый зашелся булькающим криком пытаясь уползти от побоев. За кого они нас там держат? За прислугу? Рабов? Скот? Ярость туманила сознание, а мысли хаотично прыгали между узбеками, художниками, деньгами, водкой и справедливостью.

- Пааадлы!!! – Заорал Степан во всю глотку. За стеной затих нож шинкующий капусту