Ужин с Бэтманом.

[f_l_o_e]

Справедливости нет. Есть только пределы.
Альбер Камю.

Этим вечером Homo Saspiens* был практически пуст, и давящая помпезность советского ампира стала совершенно невыносимой, громадная пустота зала комкала звуки речи тусклый полушепот, одновременно с этим подчеркивая лязганье ножа о блюдо и звон стекла. Стул в виде трона, казался сегодня неудобным, и всё время норовил задеть мой локоть подлокотником, соскальзывая с сиденья, я был вынужден ёрзать. Дискомфорт увеличивался с каждой минутой. Я не слишком любил кухню этого ресторана, по моему мнению, чересчур претенциозную, жирную и однообразную, но уважал местный выбор напитков, особенно изысканный бельгийский фрамбуаз, в меру сладкий и терпкий, он подавался в хрустальном графине, утопленном в огромной вазе со льдом. По обыкновению, я закусывал его лимонным шербетом, хотя и он не помогал мне чувствовать себя увереннее или сколько-нибудь довольнее. Холодными комками он проваливался в желудок почти не оставляя вкуса во рту.

Возможно, причиной этому были мои собеседники, в данный момент молча и с аппетитом поедающие   свои стейки. Ватман и Гринберг, надо признаться крепко приперли меня к стенке, и оказавшись в безвыходном положении я пошел на переговоры. Иногда жизнь поворачивается к тебе жопой, после чего ты осознаёшь, что ситуация не критическая, даже не опасная, но в любом случае, как ни крути, тебя вынудят заняться тем, что тебе совсем, совсем не по душе. И раздражало даже не то, что будет потеряно изрядное количество времени, а ощущение бессилия, бесперспективности момента, когда внезапно захлопнулись тысячи, ещё недавно открытых дверей суливших тысячи вариантов развития событий, и остался один, предельно прямой коридор, из которого не деться, не добравшись до его конца.

Я вновь взглянул на героев, они завершили трапезу, и теперь аккуратными, очень похожими движениями промакивали блестящие жиром губы салфеткой. Соломон Гринберг казался полной противоположностью своему сообщнику, высокий, болезненно худой, пепельно седой, в выцветше зеленом костюме,  он казался ожившей старой фотографией, долго пролежавшей под лучами солнца. Пока не наткнешься на его взгляд – глубоко ввалившиеся глаза, подчеркнутые вечными мешками недосыпающего человека, сверкали бешеным, изумрудным пламенем, глаза человека маниакально убежденного в своей правоте. Люди такими глазами, когда то допрашивали ведьм и пытали колдунов, революционеры шли на баррикады, а нацисты пускали Циклон-Б в душевые кабинки. Я очень сомневался в том, что хоть кто то, обладая таким взглядом, обращал свою одержимость на службу добру.

- Мы хотели бы пообщаться с вами, поговорить. – Начал Ватман. – Объяснить... Добиться понимания с вашей стороны, сотрудничества скажем так. Да, нам бы хотелось в какой-то мере добровольного сотрудничества, не вынужденного, не полученного под давлением, а скорее осознанного желания помочь.
- Наша цель не наказание, а исправление. – В отличие от многословного Ватмана, Гриберг был сух и прямолинеен.
- Да, да, это вы должны понять в первую, наипервейшую очередь, потому что мы хотим помочь, мы не можем вас заставить, да, некоторые вещи не делаются под давлением, это невозможно, хотя нет конечно, возможно, но к чему это?

- То есть, зная моё упрямство, вы предлагаете сотрудничество.
- Совершенно верно, мы предлагаем сотрудничество, хотя даже не сотрудничество, а некий курс воспитания, обучения, если хотите, скорее даже, некоторые знания, которые позволят вам многое переосмыслить. Но, по моему глубокому убеждению, простая передача знания сильно обесценивает это знание, понимаете меня? Ваше обучение, по своей сути будет представлять некоторое приключение, цепь последовательных событий, в которых вы примете непосредственное участие, событий увлекательных, опасных, неожиданных, это будет и в самом деле интересно!
- И по окончании этого приключения я получу некое знание?
- Вы сформируете его сами.
- Да, да, в этом и есть истинная природа воспитательного процесса. Вы должны открыть это знание, не получить, не узнать, а достичь его самостоятельно, мы скажем так, только доставим вас к подножию Эвереста, но восхождение вы попытаетесь совершить самостоятельно. Насколько я понимаю, вы адепт культа Шримпа?
- Эээммм... – Будучи крайне удивленным, я глупо замялся, считалось, что члены культа анонимны, этому способствовала сама структура культа, каждый из шримпистов знал только троих других, и поэтому...
- Вам не стоит подозревать ни своих последователей, ни своего принципа.
- Но как?
- О. не беспокойтесь, мы не следим за вашим культом, нам это ни к чему, хотя бы потому, что создатель культа, как и мы, принадлежал к Лиге Справедливости. Удивлены? Персей, как мне кажется, был похож на вас, такой же целеустремленный, порывистый. Человек молния. Человек вспышка.
- Но всё же?
- Ничего особенного, один из нас, смутьян, способен чувствовать людей с даром к пророчеству, а раскрыть эти способности могут только адепты культа. Так что всё очевидно.
- Значит Лига Справедливости?
- Точно.
- Организация искореняющая справедливость?
- А вот тут не совсем верно, мы боремся со стремлением к справедливости.
- Разве это не одно и то же?
- О нет. Естественно это совершенно разные, даже по своей сути вещи. Вот скажите, что же такое справедливость?
- Предположим это некоторое положение дел, хотя скорее решение, приводящее к этому положению, которое все члены общества посчитают српав... Приемлемым.
- Но ведь если общество достаточно велико, то нет таких решений, обязательно кто-нибудь будет обиженным.
- Я не говорю об абсолютной справедливости!
- И никто не говорит. Но какой она покажется тем пострадавшим? Они и не подумают о каких то философских абстракциях, абсолютности или справедливости. Они просто решат, что их поимели.
- Меньшинство, ради большинства...
- Что!? Должно страдать? Быть уничтоженным!? – Ватмана захватила дискуссия, как впрочем и меня, только Гринберг, практически не участвующий в дискуссии, молча поедал свой десерт. – А с какой стати? По какому праву? По чьему решению? Какого то хрена с горы?
- Возможно потому что этот хрен с горы обладает чувством справедливости?
- И где же он это чувство справедливости нашел? Ха! Сейчас мы скорее говорим о людях с неуёмной жаждой власти, которым хочется понукать людьми, принимая за них решения.
- Ну я полагаю он продемонстрировал его людям множество раз, после чего они ему доверили это право.
- И скорее всего это было опять большинство, а меньшинство, считавшее справедливым другого человека, вновь курит хер в сторонке? А когда один из этого меньшинства решив, что справедлив больше остальных, пойдет и подорвет себя в торговом центре?
- Если...
- Нет никакой справедливости. – В разговор снова вступил Гринберг. – Это понятие было внедрено в человеческую культуру, в качестве контрольного триггера самоуничтожения.
Я поперхнулся шербетом.
- Инопланетяне? – Признаться в этот момент, мой тон был донельзя глумливым.
- Не паясничайте, справедливость, это по сути дело своеобразная надстройка из десятков тесно переплетающихся социально-этических понятий, прочно встроенная в любую человеческую культуру, разве что кроме самых примитивных, однако, эта настройка по сути дела не функциональна, все её составляющие лишь копии и дубликаты уже имеющихся механизмов этического аппарата. При этом, будучи внедренной в человеческую культуру очень давно, справедливость росла и развивалась вместе с человечеством, проникая в человеческое сознание и сращиваясь с ним, при этом сохраняя свою единственную функцию – триггера самоуничтожения.
- Но если вырвать справедливость из человека, разве это не приведет к тому, что повсеместно воцарится беззаконие, неравенство и угнетение?
- Если не считать того, что они и так повсюду, удаление этой надстройки вызовет их усиление, хотя следует помнить, что даже это просто защитный механизм, делающий невозможным изъятие триггера, так как в равной мере станет спусковым механизмом.
- В такое сложно поверить знаете ли.
- От вас и не требуют веры. Мы дали вам первый из ключей, объяснив суть нашей организации.
- Да, да, именно эта информация может стать одной составляющих знания, к которому вы возможно придете. – Ватман закончил возиться с десертом и заказал кофе. – У вас хорошие шансы, просто великолепные.
Я почти не слушал его, будучи несколько ошеломленным узнанным, что то во мне скреблось и истерично визжало – «это ложь!», однако следовало успокоиться, отбросить эмоции и как то попытаться решить, это ложь, правда, или бредовые идеи психопатов из Лиги. Последнее было маловероятным, Лига существовала очень долго, тысячи лет, да и репутацию имела как организация людей здравомыслящих, даже чересчур логичных. А учитывая, насколько малопонятными, как правило, были их действия, добиться такой славы было весьма непросто. Выкидывая фортели в духе Лиги, куда легче было обзавестись имиджем городских сумасшедших, безвредных и забавных психов, одна манера одеваться чего стоила. С другой стороны, ложь и провокация шли с Лигой рука об руку всю их историю, а рассказанная история, могла быть именно типичной провокацией. Или правдой, поданной таким образом, что бы показаться ложью. Или ложью которая... И так до бесконечности. Ну и в конце концов, возможно Ватман и Гринберг были со мной совершенно искренни и говорили чистую правду. Последний вариант, к сожалению, был самым пугающим, особенно неприятным стало осознание того, что часть меня, как мне казалось лучшая, богатая и тщательно пестуемая с самого детства, вероятно, не более чем уродливый выключатель, ждущий руки неизвестного демиурга, пока не торопящегося на него надавить. Эта вероятность казалась мне отвратительной и грязной, но пренебрегать ею я не имел права.
- Кхм... Совершенно не вижу повода для того, что бы отказаться от сотрудничества господа.
Улыбнулся даже Гринберг.

* Ресторан "Homo Saspiens"