Фантастика: Мастер - I

[f_l_o_e]

- Я не читаю газет, - ответил Персиков и насупился.
- Но почему же, профессор? - нежно спросил Альфред.
- Потому что они чепуху какую-то пишут, - не задумываясь, ответил Персиков.
Михаил Булгаков. Роковые яйца.

И вот мы подошли к наиболее значительному фантасту в истории русской литературы. Одаренному до безумия, которое постоянно выплескивалось в мир не только как произведения, но и в каждодневном поведении, в самом образе жизни писателя. Его жизнь овеяна легендами, а наследие пропитано мистикой. Естественно речь идет о Михаиле Булгакове. Его творчество представляется мне неким переломным моментом в истории русской литературы, поскольку Булгаков здорово оживил писательскую мысль того времени. К концу 19-го века, началу 20-го, классическая русская литература несколько закостенела, она родила таких гениальных творцов как Куприн и Шолохов, написавших великолепные романы, но вместе с этим их творчество было несколько архаичным, а мысль, идеи находились в плену классических догм русской литературы.

И тут пришел Булгаков. Впрочем пришел он не один, революция дала ток новым идеям, глобальные перемены, острые социальные и экономические кризисы охватили рушащуюся империю и продолжали терзать возрождающуюся на её месте новую страну. Обновление творческих направлений всех видов в этих условиях было неизбежным. Двадцатые годы в литературном плане одна из самых плодотворных эпох в русской литературе. Да, с одной стороны это возможно худшее время в истории России последних веков, голодные 90-е с ним и рядом не стояли, и даже массовые репрессии были не так худы как 20-е, и возможно даже тяготы мировой войны так не ударили по России как гражданская война и последовавшая за ней разруха. Почти на целое десятилетие страна опустилась даже не в сумерки, а в полноценный ночной мрак. В тридцатых, когда СССР погружался во мрак иного рода, в авторитарную деспотию даже более кровавую нежели царский режим, люди легко это оправдывали тем, что наводится порядок, не то что в этих смутных 20-х. И за установление "порядка" прощалось многое. Так люди и потеряли свою свободу. Но не сразу, а постепенно.

Однако именно это потрясение двадцатых годов способствовало подъёму творчества и появлению ярких личностей в литературе. К тому моменту как Булгаков взялся за Белую Гвардию, уже были изданы и Мы Замятина и Аэлита Толстого и другие более ранние произведения. Ещё до того как Гвардия была завершена, была опубликована Плутония Обручева и начинает печататься Беляев. Булгаков же в это время тяготеет к реализму, как в Белой Гвардии и рассказах, или к традиционной для русской литературы мистике, как в Дьяволиаде и Похождениях Чичикова. Поcледние произведения в принципе отражают тягу раннего Булгакова к классическим оборотам, гоголевским героям, но вскоре после публикации Дьяволиады он знакомится с Замятиным и они становятся друзьями. В это время он ещё работает над Гвардией, но именно под влиянием нового друга, обращает пристальное внимание на научную фантастику.

Роковые яйца.
Первое что нужно сказать про Булгакова, это то, что он писатель влияния. Во всем что он пишет, прослеживается необычайно отчеливое влияние других писателей, вплоть до выбора жанра. Но одновременно с этим ему каждый раз удаётся избежать вторичности. Почти всегда, писатели пишущие под значительным влиянием каких либо произведений лишаются собственной оригинальности, и в лучшем случае про них говоят: второй такой-то, или новый такой-то. У Булгакова внешнее литературное влияние в его произведениях огромно. В частности всё его научно-фантастические произведения чуть-ли не на грани плагиата у Герберта Уэллса, а конкретно Роковые яйца во многом эксплуатируют фабулу уэллсовской Пищи богов. Пища написана в близком Булгакову стиле на стыке драмы и сатиры, и он особо не стесняясь взял идеи Уэллса и кардинально переформатировав их, применил к действительности молодой советской республики. Но при этом Булгаков настолько самобытен и обладает настолько ярким собственным стилем, что они полностью перекрывают факт заимствований.

Роковые яйца, как и Пища богов? роман с двойным дном. На первый взгляд это техногенный боевичок средней руки, однако если приглядется внимательнее, то обнаруживается злая сатира и глумление над бардаком и невежеством того времени, сочетающихся с непомерными амбициями молодого государства. Всё это Булгаков выписывает крайне едко и точно, насмехаясь над потугами властей в сферах науки, народного хозяйства и просвещения. Более того, писатель даже покушается на святое, подшучивая даже над самой Великой Октябрькой Революцией. С точки зрения охранителей того времени, он становится настоящим врагом народа, неоднократно изгаляясь над грандиозными достижениями советской власти и человека. Похождения Чичикова, Дьяволиада, Роковые яйца, к середине 20-х все произведения Булгакова в той или иной мере безжалостно критикуют всё то, чем советскому писателю положено восхищаться, потаптывают всё то, пред чем он должен благоговеть.

То что книга написана по заимствованным идеям, Булгаков не скрывал, более того, он иронизирует по этому поводу прямо в тексте произведения, описывая беседу Персикова и Иванова о романе Уэллса. И довольно остроумно шутит о нём словами профессора "Я забыл его, помню, читал, но забыл." Булгаков в принципе хорош обилием таких тонких, скрытых моментов, злых, острых уколов, наносящихся в самых неожиданных местах. Например блестящий разгром всей советской (да и не только) журналистики одной фразой "И вот мне непонятно, как вы можете писать, если вы не умеете даже говорить по-русски." Весь роман это непрерывный троллинг окружающей советской действительности, от громадных гадов до калош, от Вагнера до студентов которым профессор советует в кондуктора, это страшно концентрированный ядовитый плевок в лицо обществу. Общество возмутилось. Государство нахмурилось.

И тут важно понимать каков был Булгаков, он не был идейным борцом с режимом, он не был диссидентом, он не собирался противостоять всем и каждому. Просто он был талантив особым образом, был одарен способностью видеть реальность человеческих социальных конструкций обнаженной, без драпировки стыдливо набрасываемой обществом на собственное несовершенство. И великолепно доносил эту картину до читателя, используя реалистичную манеру изложения, как в рассказах или Белой гвардии, через метафоры научной фантастики, как в Роковых яйцах, и в том числе при помощи гоголевского мистицизма. Но в советской России подобной откровенности места не было. С этим романом Булгаков переступил черту, за которую писателю в самой свободной стране заходить не полагалось. И переступил не намеренно, на показ, а просто потому что не видел её, обладая слишком свободным сознанием, чтобы в нём всякая мразь могла нанести границы.

Роковые яйца стали последним крупным произведением Булгакова опубликованным при его жизни. С тех пор он преимущественно писал в стол. Роковые яйца сыграли злую шутку не только с писателем, они поставили черную метку на фантастику в принципе. Идеологи форматирования Советской России в сумеречную империю зла поняли - бесполезно пытаться установить цензуру, сколько не усади туповатых гэбэшников за чтение книг, всё равно тонкие метафорические выпады рассчитанные на более умных людей будут проходить, а прятать их легче всего именно в фантастике, среди бурного и насыщенного событиями сюжета. Так кастрировали целый жанр, в котором было позволено писать единицам. Либо совершенно бездарным, либо полностью безвредным.

Окончание следует.