Мастер - II: Собачье сердце.

[f_l_o_e]

Человеку без документов строго воспрещается существовать.
Михаил Булгаков. Собачье сердце.

Продолжение. Начало.

Забвение Булгакова на последующие три с лишним десятка лет, до начала шестидесятых, нанесло колоссальный урон советской литературе и культуре. Курс взятый Советами на построение оригинальной синтетической среды в стиле соцреализма и рамочного восторга диктатурой шел в разрез со всем, что писал Булгаков. И тот выпал из литературной реальности. А с ним выпали и перспективы развития литературы, в том числе и фантастики. Такой яркий расцвет двадцатых, в итоге привел только к тому, что из толковых фантастов писал один Беляев, единственный кто вписался в новую картину мира, пусть и попирая своё творчество в угоду системе. Все остальные - конъюнктурные приспособленцы, ярчайшим из которых можно назвать Казанцева, чей образ навеки запечатлен братьями Стругацкими в персонаже Понедельника - профессоре Выбегалло. Либо несколько наивные мечтатели, вроде Яна Ларри, впрочем тоже без особого таланта писавшие, но за непонятливость отхватившие свою порцию лагерей.

Если Роковые яйца были насмешкой, сатирой, то Собачье сердце это уже полноценный приговор системе, возможно даже в целом всей русской цивилизации, если её можно так назвать. Покуда Булгаков писал эту книгу, он ещё верил что ему позволят работать и издаваться в России. Вряд ли это было возможно после предыдущего выпада, но после чтений Собачьего сердца творческие возможности в СССР для Булгакова были закрыты навсегда. Более того, стало очевидно - его и выпускать никуда нельзя, чтобы он не смог написать и опубликовать ещё чего подобное. Собачье сердце это не просто книга, это настоящее оружие массового поражения, нацеленное на подрыв советской идеологической базы. Для меня эта книга зачастую предстаёт эдаким бронированным, непобедимым роботом, из которого во все стороны торчит оружие. Смертельно опасный, безжалостный, неуправляемый. Естественно, уже после первого же чтения этого произведения, немедленно был составлен донос, содежащий следующие строки:

"Но разрешите отметить то обстоятельство, что эта книга (1-я ее часть) уже прочитана аудитории в 48 человек, из которых 90 процентов — писатели сами. Поэтому ее роль, ее главное дело уже сделано, даже в том случае, если она и не будет пропущена Главлитом: она уже заразила писательские умы слушателей и обострит их перья."

Особая прелесть Собачьего сердца, в его огромной многозначности. У книги даже не двойное, а тройное дно. Под забавной и трагичной повестью про ученого проводящего эксперимент над собакой, скрывается слой едкой политической сатиры, критика сложившегося общественно-политического уклада, в том числе и личные выпады против многих видных личностей того времени. Например, намеками, Булгаков выписывает склонность к педофилии "видного общественного деятеля" Христиана Раковского. Одновременно с этим, в книгу заложен и слой социальной сатиры, безжалостно высмеивающий население молодой советской республики. Более того, Булгаков в принципе уподобляет население послереволюционной России псу, который внезапно обрел облик, права и возможности чеовека, но всё ещё не знаком с его обязанностями и нормами поведения. Есть конечно и иная трактовка образа Шарикова и профессора Преображенского. Якобы Шариков Сталин, а профессор - Ленин. Момент написания романа действительно совпадает со смертью Ленина и восхождением Сталина, так что совершенно очевидно, что и мимо этого момента Булгаков пройти не мог. Прямо скажу, если впадать в оголтелый квасной патриотизм, то с уверенностью можно назвать Собачье сердце самым русофобским и антисоветским романом в истории русской литературы.

Жесткость Собачьего сердца по отношению к советской реальности, предопределила его судьбу. До 1987 года, более шестидесяти лет повесть была строго настрого запрещена к публикации в СССР. Даже во время оттепели, когда начали публиковать другие произведения Мастера, Сердце оставалось под однозначным и строгим запретом. Повесть вышла в печать, только во время перестройки, когда Советский Союз уже рушился. Это же отношение к литературе определило и судьбу СССР - именно цензура уничтожавшая и предававшая забевнию творчество наиболее талантливых писателей заложила мину замедленного действия под советскую страну. В отсутствии критичного взгляда на происходящее, в единогласном одобрении, поскольку позиция могла быть только одна, правильная, не появлялось никакой возможности к тому, чтобы исправить перекосы в развитии страны. В конце концов сложилась сложилась система, в которой критика решений руководства, причем на всех уровнях, была недопустимой, и руководитель, каим бы он тупым и бездарным не был, в любом случае был прав. Доходило до маразма, даже когда провал был очевиден, все старательно делали вид, что так и надо.

И естественно как и другие фантастические произведения, корни Собачьего сердца покоятся в творчестве Уэллса. Идея и фабула булгаковской истории, во многом просто заимствована у британского писателя из Острова доктора Моро. Как я уже писал, Михаил Афанасьевич совершенно спокойно использовал подобные "одолжения" у других писателей. Гоголь, Уэллс и Мольер стали основными донорами для Булгакова, но как и в случае с Роковыми яйцами, взяв уэллсовскую сердцевину сюжета, он написал совершенно новую книгу. Поэтому очень интересна разница между этими произведениями, имеющими общий корень. Роман Уэллса представляет собой критику колониализма, где доктор Моро является метафорой для белого колонизатора, звери, которых он превращает в людей - различные туземцы под властью британской короны, а протагонист, Эдвард Прендик, некий носитель морали, дающий нравственную оценку этому эксперименту. Произведение безусловно блестящее, определившее на десятилетия вперед канву общественной дискуссии в плане данного вопроса, да и непосредственно для литературы, особенно жанровой, ставшее образцом и вехой. Булгаковское изложение данного цивилизационного вопроса, в целом сходно с Уэлсовским, но имеет свою специфику. Главное отличие в том, что в истории русского писателя - нет никакой надежды. И нет моральной оценки, происходящее с псом не имеет никакой глобальной цели, единственно это всё должно служить подтверждением теорий Преображенского. А результат эксперимента - очеловечивание Шарика, досадные издержки процесса. Закономерный финал, Преображенский завершает опыт возвращая Шарика в собачий облик. Печальное предвидение Булгаковым итогов Революции, когда обещанная народу свобода оказалась вскоре отнята и заменена на новые цепи. Советское рабство сменило царское рабство. А литературная карьера Булгакова была окончена. На долгие годы он стал писателем запрещенным тотально.